О СТАРОМ ДОМЕ

СТАРЫЙ ДОМ — это дом № 21 по Ленинградскому проспекту Москвы. Правда, мне привычнее называть его дом № 19 по Ленинградскому шоссе, потому что таким был адрес этого дома, когда наша семья жила в нём с 1929 по 1949 год. Я родилась и выросла в этом доме, жила в нём 16 лет и хорошо его помню. В прошлом году в интернете была опубликована большая иллюстрированная статья, её автор собрал интересный материал об истории этого дома. Он, как и я, родился и несколько лет жил в этом доме, но много позднее, когда от первоначальной отделки мало что осталось. Я хочу рассказать, каким был этот дом, когда в нём ещё оставались шехтелевские интерьеры и планировка (или хотя бы сохранились их следы), а также о том, каким я увидела этот дом в 2011 году.

Известно, что этот дом — богатый особняк первой половины XIX века, дача, построенная по типу городской усадьбы, какие мы ещё сейчас можем видеть на старых московских улицах — Большой Никитской, Поварской, Никитском и Гоголевским бульварах. Все ещё не найдены документы ни о заказчике, ни об архитекторе, который строил дом. Несомненно, это был выдающийся мастер. Владельцами, о которых имеются сведения, были богатейшие предприниматели — фабрикант Постников, затем купец Коншин (позднее возведённый в дворянство), наконец, нефтепромышленник Манташев.

В 1900 г. по заказу С. Н. Коншина интерьеры дома отделал великий архитектор Федор Шехтель, он увеличил дом — соорудил пристройку, изумительную ограду. Шехтель внёс в интерьеры многие элементы модерна, но не стал изменять классицистический облик дома.

Вокруг дома был разбит и до сих пор существует маленький парк. Вдоль каменной ограды налево от дома растут липы, в глубине двора находился каретный сарай, фронтон которого украшали лошадиные головы (и Коншин, и Манташев были страстные лошадники), в советское время каретный сарай использовался как гараж, а перед Великой Отечественной войной был перестроен в жилой дом. Часть лип убрали, но несколько деревьев уцелело.

В той части парка, что справа от дома, вдоль дальней границы усадьбы до сих пор сохранилась чудесная липовая аллейка. За аллейкой сейчас идёт сплошная ограда, а тогда, во времена моего детства, ограждением была длинная одноэтажная конюшня, маленькие окна которой выходили в наш парк, они не были застеклены. Мы, дети, залезали на фундамент, заглядывали в стойла и любовались красивыми холёными лошадьми. Во время войны эту конюшню приспособили под жильё, позже снесли. Справа к парку примыкали (и служили оградой) два здания — двухэтажная конюшня, (со стойлами на первом этаже) и жилой дом, оба эти дома сохранились, там сейчас какие-то офисы. Небольшое строение у ограды со стороны фасада появилось недавно — может быть лет 10-15 назад.

В центре правой части парка перед аллейкой находился большой фонтан. Он имел овальную форму, в наше время уже не работал, в нем валялись ржавые трубы, стояла грязная вода. По решению дирекции Дома пионеров фонтан сломали, на его месте воздвигли массивную статую (во всяком случае не фигуру пионера), почему-то эта громадная статуя была чёрного цвета и производила зловещее впечатление. Помнится, вначале этот монстр вообще стоял прямо перед домом, кто-то однако сообразил, насколько он там неуместен, его перенесли на менее заметное место и наконец, слава Богу, вообще убрали.

Перед домом росли деревья, в том числе редкие. К сожалению, уже нет большого дерева с листьями очень красивой формы, осенью они становились пурпурными. Что это было за дерево, я не знаю. Зато жива ещё большая старая пихта, за которой любовно ухаживают сотрудники Детского фонда, (в доме сейчас располагается Московское отделение Детского фонда). Как жаль, что давно, ещё до войны, исчезли кусты роскошной махровой сирени, которые когда-то росли вдоль ограды на фасаде. Но главное — этот маленький парк вокруг прекрасного старинного дома сохранён, причём в своих прежних границах. А ведь ему грозило уничтожение, отстояли сотрудники Детского фонда.

Вход в дом был через парадное, которым пользуются и сейчас. Сохранился и отреставрирован изумительной красоты козырёк над парадным. Очень красив большой вестибюль. При нас пол был покрыт нарядной мозаичной плиткой, чрезвычайно прочной — ни наши буйные детские игры в мяч или скакалку (сейчас эта игра забыта), ни кованые солдатские сапоги не нанесли этому полу ни малейшего урона, ни одна плитка не была повреждена. Во всяком случае, ещё в 1949 году пол был совершенно цел. Какие-то из очередных «хозяев» пол разбили, плитку выбросили. При реставрации как-то удалось из отдельных сохранившихся кусочков часть старого покрытия восстановить.

А вот зеркала исчезли. Два высоких узких зеркала по противоположным сторонам вестибюля (от пола до потолка) были увезены ещё в 1940 г., их будто бы установили в парикмахерской академии — дом относился к академии им. Жуковского. Из вестибюля на второй этаж вела великолепная парадная лестница из искусственного мрамора. На площадке перед разворотом лестницы находилось огромное — почти до второго этажа — зеркало. В 1949 г. было оно целёхонько, позже его разбили, куски выломали.

Перед зеркалом над лестничной площадкой висел на длинной золочёной цепи большой четырехгранный фонарь из цветного стекла. На моей памяти его никогда не зажигали.

В центре верхней лестничной площадки находилась высокая двустворчатая дверь, из светлого дерева, с накладками из золочёной бронзы в стиле классицизма. Эта дверь вела в бальный зал, такая же дверь, на левой стороне площадки, вела в столовую. Эти роскошные двери, как впрочем и все остальные, исчезли.

Бальный зал, который мы называли «колонный», переходил в гостиную, где по левой стене напротив окон находился огромный мраморный камин, украшенный бронзовыми деталями. Над каминной доской висело во всю длину камина зеркало в вычурной золочёной раме. Все линии камина были плавные, изогнутые. Сейчас этого камина нет.

Окна в «колонном» зале и гостиной были высокие, циркульные. Зеркальные стекла были цельные, без переплётов. Когда в начале войны напротив дома за трамвайной линией взорвалась немецкая бомба, стекла не пострадали. Рамы были массивные, дубовые. Дерево было выдержанное, столярная работа — качественная, ни одна рама не была покороблена, рамы были так подогнаны, что тяжеленное окно открывалось одним лёгким движением. Очень интересный был запор: из середины боковины выходили бронзовые прутья, поворотом ручки они выдвигались вверх и вниз и входили в специальные гнезда. Только так можно было закрыть и открыть такие высокие тяжёлые окна. Как жаль, что эти оконные рамы не сохранились.

Паркет в этих двух залах был замазан дрянной буро-красной мастикой, да и был о грязный, не очень-то можно было и разглядеть.

Справа от камина была расположена дверь, которая вела в в столовую, где царил любимый Шехтелем стиль — модерн. Стены в столовой были доверху отделаны деревом, повидимому светлым дубом, во внутреннюю стену был встроен большой необыкновенно красивый буфет. Когда в столовой сделали для сушателей общую спальню и понадобилось увеличить площадь спальни, этот буфет вынесли и поместили в другое помещение дома.

Поражал красотой паркет столовой. Когда его отциклевали, то обнаружилось, что он был набран из разных пород дерева. На некотором расстоянии от стен по кругу шёл довольно широкий бордюр с растительным орнаментом, казалось, на полу лежит гирлянда из прекрасных цветов. Ничего не осталось ни от стенных панелей, ни от паркетного пола. К счастью, фрагмент паркета сохранился, есть умелые мастера-паркетчики, и если найдутся средства, то этот чудесный паркет можно было бы воссоздать.

В столовой была ещё одна дверь, она открывалась в проходное служебное помещение Там стоял огромный низкий сервант, под столешницей были два выдвижных ящика для приборов, ниже — отделение с полками для столового белья. Это помещение было соединено с внутренней лестницей, в него же выходила боковая дверь из кабинета последнего владельца дома И.А.Манташева. Планировка этой части дома осталась без изменений, сервант убрали.

Красивейшим помещением дома был кабинет. Он состоял из трёх комнат: большой квадратной — собственно кабинета, небольшой (об одно окно) комнаты отдыха и туалета. И кабинет и комната отдыха были отделаны в английском стиле. Высота была огромная — кажется, не менее 5 метров, стены были примерно до половины, или чуть выше, обложены квадратными панелями из массива красного дерева. Сводчатые балки такого же дерева поддерживали потолки и спускались по стенам до панелей. Потолки и верхняя часть стен были обшиты синим шёлком с золотым орнаментом. Дубовый паркет был уложен квадратами, которые состояли из планок, расположенных под прямым углом друг к другу. В кабинете было два окна, — таких, как в гостиной. Всё пространство между окнами занимала картина — ирисы — она была выполнена из ценных пород дерев. Кабинет и гостиная, по слухам, были раньше соединены дверью, которую позднее будто бы заделали.

После революции кабинет также переоборудовали под жилое помещение. В большой комнате потолочные балки сняли, шёлк с потолка и стен ободрали, стенные панели не тронули. Картина при этом сохранилась, но позже, в войну, ее выломали и порубили на дрова. Больших трудов стоило порушить эту картину — она была собрана из кусочков крепчайшего дерева. В углу кабинета, слева от двери я помню странное сооружение — закуток размером примерно 2 на 2 метра со стенами из таких же панелей, что на стенах кабинета, чуть выше человеческого роста. Дверок у этого закутка не было, вход был обозначен двумя колонками. Был ли этот закуток задуман архитектором или это был поздний «новодел» — неизвестно. Выглядел скорее как «новодел».

Во всех созданных Ф. Шехтелем домах в кабинете есть камин. Однако на моей памяти в кабинете этого роскошного особняка камина не было. Может быть, его разрушили тогда же, когда и изразцовую печь в банном помещении или даже раньше? Это только предположение.

Что касается комнаты отдыха, то до 1949 г. она оставалась в первоначальном виде, —панели на стенах, потолочные балки, шёлковые обои сохранились, на окне ещё висели старые портьеры, сохранилась даже штанга с лошадиными головами на концах. К комнате отдыха примыкал довольно большой туалет, который позже переделали в отдельную кухню для новых жильцов. Двери в комнату отдыха, в туалет и в проходное помещение были отделаны такими же панелями, что и стены кабинета.

В 1949 году в доме расположилась другая организация — Дом пионеров. Там, где был кабинет, сделали сцену. Убрали стенные панели и потолочные балки, снесли стены, соединили с гостиной, в которой устроили зрительный зал. Камин убрали.

По красоте и роскоши кабинет, гостиная и столовая в их первоначальном виде не уступали лучшим произведениям Шехтеля — дому Морозовой на Спиридоновке, Дерожинской на Пречистeнке, Харитоненко на Москворецкой набережной. Некоторые детали отделки этих домов чрезвычайно похожи на отделку дома Манташева, ведь их проектировал один архитектор. К примеру, стенные панели, потолочные балки и двери в кабинете Манташева идентичны таким же деталям в доме Харитоненко. Шелковые обои в домах Морозовой и Манташева практически одинаковые. Очень похожи, почти неотличимы камины. Столовая в доме Дерожинской сродни столовой Манташева.

Фотографии интерьеров в юбилейном издании альбома «Архитектурное наследие Фёдора Шехтеля в Москве» (стр. 43, 236, 237, 239), а также в книге «Архитектурная сказка Шехтеля» (стр. 58, 59), дают представление о том, какими были парадные комнаты в доме Манташева. Может быть, у кого-то ещё сохранились фотографии этих комнат, у меня, к сожалению, их нет.

Моя мама, Евгения Антоновна Сапронова, рассказывала мне, что, по словам бывшей прислуги, за кабинетом (вернее, за комнатой отдыха при кабинете) находилась в прошлом большая открытая терраса. Её перестроили — подняли пол, поставили стены, перегородки, сделали три комнаты с общей маленькой передней. Кем и когда это было сделано, я не знаю.

Левее этих комнат в наше время располагалась тесная кухня с кафельной плитой и столиками по числу обитавших на этаже семей, на столиках стояли керосинки и примусы, газа в доме не было. Похоже, эту убогую кухню оборудовали уже в советское время.

Напротив кухни находились два туалета, очень разных, один совсем простой, сделанный для прислуги или скорее всего уже для новых жильцов ( на этаже проживали девять семей). Другой туалет был шикарный, с дверью из красного дерева и мозаичного стекла с изображением лилового ириса. Это был туалет хозяина. Наискось от этого туалета была массивная, необыкновенно красивая дверь, украшенная изысканной резьбой, с бронзовой ручкой, покрытой толстым слоем позолоты. За этой дверью располагалась спальня — большая роскошная комната, потолок и стены которой украшала великолепная дворцовая лепнина.

В 1900 году к старой части дома Шехтелем было пристроено под прямым углом двухэтажное правое крыло. На втором этаже пристройки вдоль левой стены находились встроенные шкафы, в торце было расположено ванное помещение. Там когда-то стояла очень красивая изразцовая печь, по словам мамы — настоящее произведение искусства. Но она занимала много места и ее, не без труда, сломали, чтобы увеличить жилплощадь. Поставили межкомнатную перегородку, вселили жильцов.

Узкая кованая лестница (продолжение более широкой лестницы, которая кончалась на втором этаже) вела на третий этаж в бельевую. Летом 2011 г. я неожиданно встретила у ограды дома очень пожилого мужчину, он со мной заговорил, спросил, почему я так заинтересованно рассматриваю дом. Мы представились друг другу, это оказался Олег Кириллович Филатов, который когда-то жил в этой бывшей бельевой. Я очень надеюсь, что мы ещё встретимся и поделимся нашими воспоминаниями об этом доме.

О первом этаже могу сказать, что отделанный Ф. Шехтелем вестибюль с зеркалами и парадной лестницей был великолепен, остальные комнаты выглядели как служебные помещения, переделки их почти не затронули.

Мама рассказывала мне (она слышала это от бывшей прислуги, в начале тридцатых кое-кто из них ещё ютился в подвальных помещениях), что Манташев был убеждённый холостяк, англоман и, главное, страстный лошадник. В нескольких комнатах первого этажа у него была размещена ценная коллекция, посвящённая в основном конному спорту и вообще лошадям. Он называл эту коллекцию музеем.

Через много лет в квартире директора Дома пионеров во время ремонта будто бы нашли клад с драгоценностями (не та ли это коллекция, что когда-то размещалась на первом этаже)?

Дом пионеров переехал в другое здание, очередными хозяевами Манташевский особняк был разгромлен — поднимали паркет, ломали потолки, стены, выламывали великолепные оконные рамы. Несколько лет дом стоял заброшенный, его по частям растаскивали, он горел. Наконец, ему посчастливилось попасть в хорошие руки, ремонтными работами руководил знающий специалист, который восстановил разрушающееся здание.

Следует отметить, что этому чудесному дому повезло. Парк ухожен, отреставрировали вестибюль, парадную и внутреннюю лестницы, бальный зал, заново оборудовали подвальные помещения. К сожалению, кабинетный комплекс, интерьер столовой, драгоценные двери, паркет, камин, зеркала, великолепная спальная комната — всё это исчезло безвозвратно. Но главное — дом сохранён, восстановлен, он по-прежнему является украшением одной из лучших улиц Москвы — Ленинградского проспекта между Тверским путепроводом и Башиловкой (третьим транспортным кольцом). Не так давно ему присвоен статус памятника истории и культуры, он охраняется государством, и есть надежда, что не будет, как в былые времена, экспроприирован — в пользу очередных хозяев жизни.

Хочу написать несколько слов о жильцах дома. Речь пойдёт только о том периоде, когда там проживала наша семья, с 1929 по 1949 год. Дом тогда находился в ведении Академии им. Жуковского, и эта организация вовсю им пользовалась. Три парадных зала служили общежитием слушателей Академии. Вплотную друг к другу стояли кровати, на первом этаже для слушателей оборудовали умывальник с длинным рядом цинковых раковин, которые все время засорялись, мыльная вода стояла до краёв, переливалась на пол, не в лучшем состоянии была мужская уборная.

Остальные помещения дома были заселены сотрудниками Академии, всего проживала 21 семья, в основном люди среднего возраста или чуть старше, образованные, культурные — преподаватели, инженеры, конструкторы, несколько лётчиков из числа командного состава ВВС. Многие получили образование до 1917 года, у них были книги на иностранных языках, в красивых рамочках стояли на столиках и висели на стенах фотографии молодых мужчин в офицерских мундирах старой царской армии. Фотографии не прятали, но и прошлое свое не афишировали, это было бы неблагоразумно, если не сказать опасно. Женщины занимались домом, детьми, любили посплетничать, осуждали комсомолок, среди этих дам таковых, конечно, не имелось. В комнатах было очень мило, стояли кресла-качалки, красивые туалетные столики, кое-какая гнутая мебель, сохранился, хотя и не без потерь, и чудесный буфет.

К дому была приписана уборщица, она должна была убирать места общего пользования. Кажется, она не очень себя утруждала.

После войны кое-кто из старых жильцов в дом не вернулся, квартиры заняли офицеры попроще, домработницы и уборщицы исчезли, новые хозяйки не боялись грязной работы— могли иной раз помыть туалет или коридор.

В 1949 для слушателей академии были построены более удобные общежития, дом, как я уже упоминала, передали пионерской организации, нас, жильцов, расселили. Но нас тянуло в этот чудесный дом, мы продолжали его навещать, любовались через прекрасную ограду. Однажды (кажется это было лет 15 назад) я не выдержала и попросила разрешения войти внутрь. Это было ещё до реставрации дома. Я сказала, что много лет жила в этом доме, меня попросили описать планировку и интерьер, сожалели, что я не застала руководителя реставрации.

В 2011 году мне довелось ещё раз навестить любимый старый дом. Каким я его увидела, я и рассказала в этих заметках.